Воспоминания Надежды Никифоровны Алехниковой о Великой Отечественной войне.

Надежда Никифоровна родилась в 1922 году. С 1942 по 1945 годы служила в Красной Армии секретарем Военного трибунала. Войну закончила в Германии в звании младшего лейтенанта. Награждена орденом «Красной звезды», медалями. С 1957 по 1979 г. работала в ИЭИ преподавателем немецкого языка на кафедре иностранных языков.

«Война ворвалась в мою жизнь в день выпускного вечера в школе.
Хотела поступать в юридический институт , а пришлось поступить в Ивановскую юридическую школу. Парни и девушки той поры не были похожи на современную молодежь Все время мы отдавали учебе и не было у нас ни времени, ни желания тратить его на гулянки.

В июне 1942 г. всех девушек со второго курса школы мобилизовали в армию. Мы должны были занять места секретарей Военных Трибуналов (далее – ВТ) и освободить этим самым мужчин, которых переподготовили в политруков. Война вырвала меня из детства и бросила в страшные и непривычные условия существования. Речь даже не о бомбардировках и обстрелах. Кстати, наш поезд разбомбили под Ельцом. Я бегала по полю в красном платье и вопила от ужаса, пока меня кто-то не схватил на ногу и не заставил лечь...

“Канцелярию” Военного Трибунала составлял несгораемый ящичек с бланками и документами. С ним мы ездили на крытой полуторке вслед за отступающей или наступающей армией.
Сидя на судебных заседаниях, я уже давно поняла, что многие красноармейцы попадают под суд из-за незнания закона. Поднимет, к примеру, боец немецкую листовку, пощупает бумагу и уберет в карман гимнастерки на закрутку. И не думает он о том, что в каждой листовке есть пропуск в немецкий плен. Жаль мне стало их, и при любой возможности стала я ходить на передовую, разъяснять законы военного времени. Мой начальник мое начинание поддержал. Но всегда я попадала в какие-то истории, то страшные и рискованные, то смешные и глупые.

Помню, в один из таких походов на передовую надо было перейти по мостику, который простреливался немецким снайпером. Причем “снимал” он только офицерский состав, а офицерской у меня была только цигейковая шапка. Я ее временно поменяла и пошла по тому мостику. Что я тогда чувствовала - помню до сих пор.

Другой случай был уже в Польше. Возвращаясь назад, я заплутала в осиновом лесу. (До сих пор осины не люблю). Вверху листва шуршит, а внизу папоротник по пояс, и везде трупы немецких солдат, того и гляди наступишь. Плутала я, плутала и вышла на какой-то большак. Слышу, идут трое и (о, ужас!) говорят на немецком языке. Я, прижалась к стволу дерева, ни жива, ни мертва. Проклиная себя, что не понимаю, о чем они говорят. Вот тут я и дала себе клятву, что если останусь жива, выучу этот язык. И ведь выучила. Но юридическое образование тоже закончила. (Правда, заочно).

А разве забыть германский город Шубин. Как мы ехали по узкой улице, а по обе стороны дома грели. Я стояла на подножке и сбрасывала с крыши машины горящие головни. На окраине я пошла искать дом, для ВТ. А вернулась - нет нашей машины. Водитель Андрей, видно, забыл, что я ушла, а немцы в это время прорвали оборону. Спасибо, саперы на “виллисе” меня подобрали.

Германия, Шнейдемюль. Остановились в бывшем немецком госпитале. Заняла комнатку. Холодно. Пошла поискать таз, чтобы налить в него спирт и немного погреться. Вошла в большую палату и обомлела. Все раненые застрелены своими же: сидят и лежат в разных позах, как восковые статуи. Наши войска наступали стремительно, и немцы не успели раненых эвакуировать.
В конце войны была вынуждена выйти замуж за старшего лейтенанта Алехникова, т.к. он из-за моей глупости был разжалован в рядовые и отправлен в штрафную роту. Я его не любила и хотела от него отделаться, а судьба меня за это наказала. Пожили недолго. Он уехал, не разведясь со мной, и о его судьбе я ничего не знаю».